OLIVER MERCURY | ОЛИВЕР МЕРКЬЮРИ
thomas dekker
• Дата рождения, возраст: 13 ноября 1987 года, 27 лет
• Ориентация: гомосексуален
• Имущество: делит тёмную квартиру-студию на отшибе города; хамелеон по имени Солитьюд; множество краденных безделушек, от камней до картин и ваз; не краденные (скорее кем-то утерянные) ценности, взятые на хранение; в тайне ото всех имеет бокс на складе личного хранения в Лос Анджелесе, где держит наиболее ценные вещи; магнум 44, глок 19; личный небольшой клинок с гравировкой кельтских узоров, незаконно добытый в Чайна-тауне Сан Франциско.
ВНЕШНОСТЬ
I. Глава первая, то, что вы узнаете, встретив меня первый раз:
Молодой человек ростом в метр и 75 сантиметров, обладатель каштановых волос, которые стабильно выкрашивает черным. Глаза серо-голубые, иногда носит цветные линзы. Из-за чуть низкого зрения временами носит очки.
Предпочтение отдает мешковатой темной одежде; иногда пользуется подводкой для глаз и не забывает обмотаться шарфом; порой позволяет себе вызывающие наряды. Не любит оголять предплечья, поэтому даже в жаркую погоду постарается натянуть рукава кофты до запястья.
Упитан, старается сохранять себя в более-менее нормальной физической форме, хотя в последнее время не особо уделяет этому время.
На руках шрамы от лезвий и ножей (как чужих рук дело, так и его), на плече и спине татуировки, скрывающие шрамы от сигарет.
Лицо у него, как говорят, язвительное, поэтому первое впечатление он производит не особо добродушного парня, да и после общения подобного мнения о себе не оставляет.
ХАРАКТЕР
II. Глава вторая, характер или то, что вы обо мне узнаете, когда мы познакомимся поближе:
Черные пятна в биографии оставляют глубокие раны. От них не избавиться, как бы Оливер не хотел. Он держится за своё прошлое, вместе с тем желая от него избавиться. Он втихую сидит на наркотиках, ловит кайф и легкость, которую уже не поймать на трезвую голову. Он хочет быть сильным, с самым крепким стержнем внутри, но это Оливер. Оливер Меркьюри, который, избавившись от настоящей фамилии, всё равно не смог избавиться от того, кто он на самом деле.
Оливер болтлив и умеет разговорить кого угодно, если есть на то желание или резон. Но его не назовешь тем, с кем уютно говорить по душам и кто выслушает, да даст совет. Он язвителен и саркастичен, привык не принимать всё всерьез и чужие проблемы обычно тут же забывает. У него есть несколько приближенных к нему людей, к его оголенной душе, но и с теми он держится, порой возведя высокие стены.
Уроки в жизни не остались без внимания, все его двадцать семь лет прошли будто бы на краю рядом с адом и иногда он заглядывал к самому Дьяволу. Никому не доверять, всегда быть настороже, выживать любыми силами. Чертовски сложно сказать зачем Оливер пытается выживать любой ценой, работая на Вааса, ведя себя как юный головорез и преступник, которого если поймают и вскроют все дела - тут же инъекцию внутривенно. Сложно, крайне сложно быть свободолюбивым и жизнерадостным молодым человеком.
Но Оливер пытается. Перемены в жизни с переездом в Америку довольно сильно перевернули его отношение к ситуации вокруг, он смирился с тем, что надо давать волю безумию, иначе свихнешься в другую сторону и это до добра не доведет. У него очень часто сменяется настроение, это больше похоже на заболевание, но он плюет на любые попытки ему помочь - пролежит два дня в кровати, вертя в руках лезвие или ножик, водя равнодушно по коже, откровенно посылая тех, кто заходит к нему, как вдруг после с кучей энергией бежит покорять весь штат и его ничто не остановит. Иногда посещает терапию и еще несколько анонимных встреч, но там, по его словам (для собственного утешения, посещения то тайные ото всех знакомых), можно поймать какого-нибудь грустного парня и чуть поднять настроение и еще кое что. Да и, кажется, иногда это помогает. Высказывается незнакомым людям и узнает секреты других.
В детстве у него не было особенно того светлого чувства предвкушения большого путешествия, было лишь непреодолимое желание куда-то мчаться. Он не знал, что может ждать за границей деревни, потом города, далее - страны. Всё, что он видел, так это грязь и пустыри с одинокими деревьями кругом, и чем дальше - тем не лучше. В Америке начала просыпаться страсть к нырянию в эссенцию жизни. Через наркотики, иногда. Да, он все еще не избавился от этой пагубной привычки, но если очень долго обходиться без дозы, то он впадает в обволакивающее эмоциональное онемение, будто бы в кому и от всех ограждается.
Оливер совершенно точно может быть грубым и без задней мысли добить словом. Извиняться не любит жутко, но еще больше не любит чувство вины перед людьми, которые ему не равнодушны. Приходится наступать себе на горло, признавать, что и он ошибается.
Вообще с признанием себя настоящего всё очень сложно и довольно печально.
Он 'не жертва', он 'не слабый', он 'сможет выдержать всё, что угодно'. И такой он на глазах у всех, запрещая себе сдавать позиции, не позволяет, чтобы это увидел кто-то стороны. То, что происходит когда он один - полностью его личное дело. Хоть на луну воет от жалости к себе.
Как только удается уйти с головой в работу или отвлечься на что-нибудь действительно интересное, то мысли_о_себе уходят на задний план, закрываются стеной-барьером, который он научился возводить на важные случаи. Но как только тумблер щелкает, то что-то будто бы начинает медленно шевелится в голове, а потом отдается болью во всем разуме и он опять утопает в беспределе от собственного омерзения и поиске оправдания своей жизни. Вообще тумблер щелкает в голове достаточно часто, переключая режимы: сегодня мы танцуем на столе, а через полчаса можно разобрать его на части, сжечь и устроить жертвоприношение во славу бога_которому_плевать.
Он податлив своим желаниям, желанию глаз и плоти. От того он и вор. От того он и спит с кем попало. Это помогает забыться и отвлечься. Постоянные копошения в себе вызывают в основном негатив, а остатки любви и ласки он на себя направлять не может, так что их на кого-то надо выплескивать. Это или случайные люди или все же те, кому Оливер смог стать другом.
Так получилось, что он шарит в чувствах людей. Чувствует их эмоции, умеет находить подход, но иногда так не хочет этого делать. Ему кажется, что он сможет привязаться и это до добра не доведет. Так что Меркьюри вполне сойдет за странноватого знакомого, с которым можно пощекотать нервы себе и окружающим, но лучше с ним не связываться ближе. Он оттолкнет. Оттолкнет и еще сам пожалеет (может быть).
- - - -
я был в глубокой депрессии и не хотел оттуда вылезать.
терпеть не могу, когда мешают толком насладиться нахлынувшей на тебя жалостью к самому себе. [м. о'д.]
- - - - кратко о главном: частые перепады настроения от одной грани к другой; саркастичен и немного циничен; бесцеремонен, бывает капризным и лишенным такта, если нет настроения; бессовестен, бесшабашен, а еще подлый и очень хитрый, умеет хорошо притворяться; не любит заводить близкие знакомства; предпочитает узкий круг доверенных людей; наркоман с наклонностями самобичевания; бывает зажат, испуган, параноидален - его выдают нервные жесты и подергивания; умеет ловко выведывать тайны, хранить их, а также использовать в своих целях; страдает ночными кошмарами и попеременной бессонницей.
страхи: потерять рассудок с концами; быть погребенным заживо (вновь); оказаться в плену (вновь); сгореть заживо; воплощение мировых заговоров (в которые он тайно верит).
предпочитает: легкий кайф, чай, запах мяты, темное время суток; приглушенные разговоры при нужном настрое; проводить время в компании сестер Майерс (но он об этом партизански молчит); подводить глаза черным карандашом; плевать на чужое мнение; слоняться в подозрительных местах; искать древности и перепродавать их; находить больше полезных связей и чувствовать себя королем информации; наблюдать и анализировать (иногда быть тихоней хорошо); быть в восхищении и в восторге от успешно проведенного дела, от себя, от новой ценной вещицы в своей коллекции.
отказывается от: долгого физического контакта, если это не секс; оглушающих звуков; компании слишком оптимистично настроенных и настырных людей; разговоров о многих событиях своего детства и юношества; пользования огнестрельным оружием, потому что не особо меткий; рукоприкладства, потому что удары у него не самые точные и сильные (Оливер = информация, а не Оливер = 'я могу поколотить тебя'); выдачи своих профессиональных секретов.
ИСТОРИЯ
III. Глава третья, биография или то, что я вам поведаю, если мы станем друзьями:
• Место рождения: Кешкарриган, графство Литрим, Ирландия.
• Образование: семь классов
• Профессия, род деятельности: вор, мошенник, коллекционер, связующий с “нижним миром”, тайный информатор полиции; соучастник Эдди и Винни Майерс в криминальных делах Вааса Монтенегро.
- - - -
я освобождаю себя от попыток быть счастливым. [д. к.]
- - - - Мать, Морриган О'Лири, - женщина легкого поведения, отец, Макс Уолш, - начинающий инспектор. Он полюбил Морриган, держал отношения в тайне и пытался направить её на путь более чистый. Странные были отношения, - Макс вспыльчивый, а Морриган может и глаза выцарапать в ответ, ни в какую не хотела своё 'дело' бросать, грозилась вообще уйти от Макса, но когда узнала, что на третьем месяце беременности, а это только шестой месяц знакомства, то вдруг начала качать свои права. Тогда-то Макс Уолш решил, что к черту все эти манипуляции с отцовством и женитьбой, и отправился служить в Америку, то бишь, делать попытки поступать в полицию и пробовать себя там. Он до жути боялся ответственности, да и предложение ведь поступило, с товарищем ехать - такие возможности не часто попадаются на пути, тем более у такого чудака как Макс.
Морриган умчала из Дублина в деревню Кешкарриган, где проживали её родители и там уже родила сына, который был не особо-то желанным. Бабушка с дедом тоже были не особо рады нагулянному внуку, но отказаться не могли, хотели хоть кого-то 'человеком воспитать, не то, что мать'. Да только деда хватает удар, за ним и бабка откидывается, так что остается Морриган со скромным имуществом и ребенком на руках. Соседей просить приглядывать за сыном не хотелось, Морриган все считали шавалой, чего уж таить, так она в дом приводила очередного хахаля, так что в большинстве своем юный Оливер, на тот момент еще О'Лири, был все-таки предоставлен сам себе.
Вечно забирался в какие-то чуланы, прятался от матери в шкафах и сбегал из дома - проворный мальчуган рос, всё никак не мог угомониться и устраивал жуткий погром дома, пока мать не начала оплеух ему отвешивать. Сначала за то, что тарелку с последней едой перевернул, потом за то, что шумит сильно, радио включает громко, не говорит всё еще, хотя пять лет уже - пора бы. Так или иначе, Морриган была жутко недовольна своим сыном, а после и вообще махнула на него рукой. Оливер плохо успевал в начальных классах, поздно научился читать, стал говорить смело только во втором классе. С ним пытались работать школьный психолог и преподаватели, но потом глядели на мать, у которой возможно отобрать родительские права, однако что станет с Оливером тогда? Она его хоть кормит, по словам мальчишки. На самом деле еду он уже научился добывать сам, и мелочи всякие из карманов.
Так удавалось выжить - дурить людям мозги на улице, скитаться, уходить до других деревень и не возвращаться домой по нескольку дней. В школе мало с кем общался, но это не помешало Оливеру развить свои навыки оратора; его публикой была улица и как же успешно удавалось ему показывать фокусы. А потом ему исполнилось четырнадцать.
Милый, очень милый возраст, когда всё пошло к чертям, если не считать, что до этого было всё в полнейшей заднице. Морриган сошлась с мужиком, который поднимал на неё руку, хотя взамен содержал дом и иногда давал деньги на еду; Оливер предпочел же в родительском доме не появляться. Он часто сбегал, Морриган уже должна была привыкнуть и явно не придала большого значения, когда в те самые четырнадцать лет Оливер решил залезть своей проворной ручонкой в карман не того парня и пропасть.
Чудесные четырнадцать лет жизни Оливера были свободными годами, потому что как только он засунул свою руку в карман - тут же потерял на неё право, как и на себя самого.
Чужие пальцы сомкнулись на его запястье, сверкнули чужие глаза и в темном переулке никто и не увидел, как два больших мужика налегают на мальчишку, расспрашивая его о жизни и не давая сбежать.
Остался синяк на руке, на лице еще потом ощущалось чужое теплое неприятное дыхание, но это было пустяком по сравнению с тем, что его затащили в машину неподалеку и увезли черт знает куда.
О'Лири пришел в себя в месте, похожем на скотный двор. Конкретнее - в большой клетке. Рядом с ним сидел мальчишка постарше и просил помалкивать вдруг что (прошлый пленник кончил плохо - доорался). Оливера, кажется, чем-то огрели по голове, чтобы отрубить. Тело болело, до жути ломило кости ног и рук. Он даже не догадывался что с ним сделали. Новый знакомый по имени Тоби ввел в курс дела: теперь Оливер принадлежит двоим братьям, Герберту и Полу. Герберта лучше вообще не злить, он какой-то важный чудак со связями, а Полу не стоит смотреть в глаза - он сумасшедший тип, двинутый и дерганый. Его вывести из себя - раз плюнуть.
И, конечно же, Оливер справлялся со всем с точностью до наоборот.
Его били, морили голодом, заставляли раздеваться и ночевать на улице, зная, что в таком виде он точно далеко не убежит. Да и О'Лири совершенно не понимал где находится, куда тут убежишь.
Единственное, совершенно не было тоски по дому. Было просто до жути плохо. Тошнило и рвало, до одурения. Оливер видел то, чего нет. Слышал совершенно посторонние звуки, когда кругом была тишина. Просыпался с криками, пытался успокоиться в объятиях Тоби, который обещал помочь сбежать. Сказал, что вдвоем они вполне смогут это сделать. До побега оставалось чуть меньше года, как это стало известно позже, конечно же.
Однако между тем мальчишек запирали в подвале и забавлялись с ними там, потом внезапно усаживали на кухне за стол и позволяли наедаться вдоволь. Иногда давали книги, учили играть в карты и ставили условия, о том, какие права у выигравших. Конечно же, выигрывали всегда старшие, но Оливер запоминал ухищрения братьев. Он замечал детали, он умел находить выход. Он умел заговорить и иногда Герберт говорил, что Оливер забавный, когда не напуганный. Однако напуганными мальчишки ценились больше. В общем, для братьев всё это было странной игрой, когда не знаешь какой твой шаг окажется не верным и ты вновь угодишь в тёмный липкий загон для скота.
Мальчишка научился вскрывать замки и скидывать с себя наручники. Он был довольно гибким и проворным - очень часто приходилось убегать, залезая в мелкие щели.
Так из него формировался ожесточенный и запуганный молодой человек, постепенно теряющий надежду на спасение. Потом от запуганности удастся избавиться в той или иной степени, вообще очень много барьеров в сознании удастся построить, но такое детство не отпустит до конца его дней.
Наконец наступил важный день побега, когда братья вроде как уехали: слышны звуки заведенной машины, отъезжающей от частного дома. Оливер вскрыл расшатанный замок, освободил Тоби от дневной работы по уборке стойла (у братьев была привычка приковывать мальчиков за ногу к ближайшему столбу цепью), мальчишки, толком не понимая куда бежать, просто рванули дальше от дома (Тоби показал одно направление, сказал, что был в той стороне на тракторе Пола, они заделывали дыры в заборе, так там же и лес был виден), пока Пол не увидел из окна, как их заложники совершают ошибку в своей жизни. Кто же знал, что уехал только Герберт, ведь вечером они обсуждали, как отправятся в город вдвоем.
Оружие в руки и тут же по горячим следам мальчишек. Пол усаживается в трактор и тем самым увеличивает шансы достать сбежавших ублюдков. Высокий забор, кричащий о том, что это край территории двух братьев. Оливер успешно перелезает, а Тоби срывается. Тоби задевает за выступающие прутья ногой и вспарывает её. Тоби получает из обреза спину и с кровью изо рта повисает на балках, обтянутых сетью и местами колючей проволокой.
Тоби остается смотреть в след уносящемуся Оливеру, который поклялся больше не попадаться таким извращенцам.
- - - -
но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. [и. б.]
- - - - Оливер бежал долго и далеко, почти не сворачивал, хотя за этим было сложно следить. В глазах темнело, дыхание сбилось уже давно, все конечности чуть ли не отваливались. Падает без сил в какой-то роще возле большого дерева, съеживается и пытается успокоиться. У него истерика; пока он бежал, то не замечал, как его трясет; он будто бы всё ещё убегает и не может остановиться; сердце бьется где-то вне исхудавшего тела. Это адреналин или чудо небесное, но он правда смог оторваться и убежать. Казалось бы, далеко, но Оливер все еще ни в чем не может быть уверен.
Идти в полицию? Пожаловаться? Что будет с ним или что вообще произойдет? Мальчишка слишком сильно напуган, чтобы еще куда-то отправляться, поэтому он пьет из озера, находит ягоды и жует траву. Он направляется к дороге, оглядываясь на каждый шорох и высматривая знакомые цвета машин братьев. По пути попадается машина, которая останавливается рядом с съежившимся Оливером. Испуганно смотрит на водителя, говорит, что подвозить его не надо, только лишь указать где находится Кешкарриган или Дублин или какой другой город, уж до чего ближе будет. Незнакомец уговаривает мальчишку сесть, видя что тот одет в порванное тряпье и на ногах лишь намеки на сандалии, несмотря на то, что на улице около десяти градусов тепла. Оливер оглядывается, видит знакомый автомобиль (или ему показалось), как тут же запрыгивает в машину.
Саймон. Странного незнакомца звали Саймон. Он не распускал руки, но иногда разглядывал так, что Оливер ощущал себя голым и вновь будто бы в плену.
- Что случилось? - небрежно бросает Саймон, пытаясь скрыть интерес; Оливер, желавший молчать, оборачивается назад и больше не видит на дороге машины Герберта. Приходится собрать все силы в кулак, чтобы рассказать что к чему, опуская детали. Саймон не выглядит участливым, он не такой, как школьные психологи. Он усмехается, говорит, что знает как помочь Оливеру и сворачивает с дороги.
Оливеру О'Лири пятнадцать и он вновь попадает в какой-то водоворот безумия.
Однако, кажется, теперь найдена веская причина не идти в полицию - Саймон взял всё в свои руки и привел Оливера к ненормальному типу, который громко смеялся и всё никак не затыкался.
Теперь личность Оливера О'Лири ломалась в очередной раз, будто в последний, но еще один перелом ждет впереди.
Сейчас же его буравит взглядом Ваас, который явно недоволен таким грязным видом мальчишки. Немного издевки в голосе и это бьет по щекам. Оливер бы ответил как следует, да только он слишком устал, слишком истощен и еще более потерян. Поэтому кидает короткие колкие фразы, уже не совсем боясь быть избитым.
Бля, опять?!
Ваас предвзято относится к мальчишке, который пока что не может толком объяснить что случилось и предоставить что-нибудь полезное, но позволяет привести себя в порядок и на следующий день, дразня едой, выведывает важные для него данные. То, что Оливер мелкий вор и умеет выкручиваться из наручников, цепей и расшатывать замки, конечно, может пригодиться, однако Ваас замечает что-то еще. Что-то, что Оливер о себе и не подозревает.
Оливер может быть подлым и хитрым, он может обводить вокруг пальца и заговорить до смерти, он умеет просчитать всё на два хода вперед, хотя еще слишком многому надо научиться. И Ваас говорит, что возьмется, но сначала Оливеру надо показать, что он готов.
О'Лири находит в городе наркоту, как и требовалось, находит цепочку доставки и выходит на главного парня. На это ушло несколько дней, но ведь сделано, да еще и пару ценностей по дороге удалось прихватить, многие прилавки на улице открыты.
Ваас говорит, что всё же это не интересно, что он передумал. Оливер решается рассказать что с ним произошло на ферме, однако после произошедшего жутко неприятно чувствовать себя жертвой.
Он не жертва. Он смог сбежать и рассказал, что братья говорили про оружия и еще любят насиловать детей. Последнее Монтенегро, кажется, было по боку, но то, что кто-то еще может иметь хоть какое-то косвенное дело с его делами без его ведома, что кто-то может быть его конкурентом - не хорошо.
Оливера принимают в команду, он слишком хорошо умеет заговорить и еще лучше убедить в своих же словах.
Ваас - гончар, Оливер - его глина, которая обещает иногда не поддаваться и давать трещины. Но на ошибках учатся и Оливер прекрасно запомнил как его окунали в ледяной чан с водой, подвешивали за ноги и оставляли в помещении, заполняющемся газом. Он хорошо запомнил как проснулся не в своей мелкой каморке, а в машине, погребенной где-то в лесу.
Это было чертовски сложно. Это ломало и хотелось забить на эту жизнь. Хотелось уебать Ваасу, но Оливер слишком его боялся. И уважал, что уж темнить. Он видел в нем авторитета, которого рядом не хватало всю жизнь и тут появляется этот безумец, который заражает сумасшествием (или пробуждает его, потому что в Оливере это было всегда).
- Отрезай им конечности, заставляй глотать пауков, аккуратно вводи под кожу иглы и кради для меня что-нибудь еще более ценное, - говорил Монтенегро, все чаще отлучаясь по делам и оставляя Оливера самого по себе. О'Лири чувствовал себя как своей тарелке, он понимал, что это - его. Он всегда был на подхвате и через время, когда ему исполняется двадцать, направляют в чертов Корк, где предстоит решать дела и держать связь с Ваасом.
Тут-то получилось ощутить себя немного свободным и независимым (хотя это как посмотреть). Оливер не только ворует, но еще и сам начинает толкать наркоту, принимать, курить и пить. Он окунается в темные дела развратного мира, отдавая себя и своё тело, совершенно не заботясь о том, что это ему обернется большими неприятностями.
Наркотики начинают завладевать разумом и теперь все сводится к тому, чтобы их добыть и закидаться, чтобы ощутить больше кайфа. Нельзя попадаться так Ваасу и его людям, а то будет хуже. Сейчас Оливер лишь тень в Корке, который делает то, что умеет лучше всего - выведывает информацию у чужой стороны; играет роли и подставляется другим лицом. Но наркотики важнее. Сейчас - жизненно необходимы.
Отдает своё тело за деньги, потому что иначе придется связываться с Ваасом, иначе придется себя раскрыть.
Один из мужчин застегивает наручники на руках Оливера, последний лишь усмехается - за такие деньги что угодно, но потом это перестает быть чем-то забавным. Его ломает, ему нужна доза, а она все еще прикован к чертовой кровати. Мужик унижает, избивает, все жестче насилует и тушит о бледное тело сигареты. Он дразнит кайфом, но тут же его лишает. Заставляет молить о смерти или вообще о чем угодно.
Три дня. Все-то три дня, которые длились бесконечно долго. В конечном итоге удается выпутаться из очередного плена, усыпив бдительность мужчины. Оливер собирается уже сбежать, как тут же вспоминает этот взгляд.
Черт, этот гребанный взгляд искренней любви, который сопровождается жестким вдалбливанием в кровать, выкручиванием рук, ожогами по телу. Но с такой любовью на Оливера еще никто не смотрел.
Он чувствует, как сердце скручивается, однако он наркоман и бежит только за дозой. Находит запрятанный пакет с граммами и сваливает в свою квартиру, где его уже ждут.
Третий переломный момент пройден. Впереди - мелкие болезненные исправления, разочарование Вааса и его обещание проучить. Оливер на грани смерти, он на грани потери всех своих конечностей и пересадки головы на туловище свиньи, вот-вот и он может стать частью человеческой многоножки, но ведь это Олли. Он как вляпается в дерьмо, также и выпутается. Также заговорит босса, выдаст нужных людей и откажется говорить о том, что с ним было эти три дня.
Ему двадцать два, а он оказался в плену у странного типа. Оливер не жертва. Но он режет себя, его постоянно ломает, у него галлюцинации.
И внезапно Ваас говорит, что они валят в Америку.
И нет, Оливеру нельзя остаться.
Нет, он не будет кидаться обещаниями, что на этот раз всё будет как надо.
Да, Ваас сказал, что Оливер едет - значит так оно и будет. Целиком или по частям.
- - - -
я не хочу сдаваться. обещаю — я никогда не сдамся, я сдохну вопя и хохоча. [д. к.]
- - - - Жизнь не была наполнена только воровством, наркотой и сексом, в общем-то. Оливер очень любил проводить время за книгами, за музыкой, за фильмами. Еще хотел научиться играть на гитаре, что у него стало выходить. Но потом билет в один конец. Следующая остановка - Америка.
Как бы Олли ненавидел Ирландию, он также её и очень любил. Страна, где удалось повидать кучу всякого дерьма, но было достаточно забавных моментов. Хорошие знакомые, отменная выпивка, дни Святого Патрика, поездки на клиффы, попытки скинуться с них, незабываемый взгляд ненормального мужчины и уютный книжный за углом в городе Корк. Оливер запредельно скучает по Ирландии, по её секретам и ценным вещичкам, которые еще остались без внимания.
Америка. Калифорния. Сакраменто.
На кой черт она вообще сдалась? Но у Вааса свои планы, свои идеи.
Оливер тогда познакомился с новыми людьми Вааса, которые были у того на хорошем счету. Одни из них - две сестры, которые находились сначала в своём собственном мире, однако это не помешало Оливеру вклиниться в этот, как выяснилось, недавно воссоединенный дуэт.
В самом городе Оливер начал играть опять свою роль, но уже более аккуратно, более скрытно от Вааса. Пришлось научиться еще большей хитрости, вскрыть в себе всю подлость и актерское мастерство и окунуться в 'нижний мир' Сакраменто. Мир преступности и грязных дел. И тут Оливер был всегда при информации, как что - выяснить для него что-либо не проблема. Он сумел найти со многими общий язык, а таланты вора и обывателя и здесь пригодились. Заключал сделки, зарабатывал и доставлял антиквариат заказчикам. Аукционы вообще стали его страстью.
Но что самое важное в этой Америке и Сакраменто, так это то, именно куда-то сюда уехал когда-то некий Макс Уолш, о котором в детстве был наслышан Оливер от своей матери, не жалевшей бранных слов и о том, как она теперь ненавидит Макса Уолша с его долбанной Калифорнией. Всего-лишь обрывки, сожженные воспоминания, которые Оливер топит в болоте прошлого, однако он не был бы собой, если бы не зацепился за это. Если бы не нашел копа, уехавшего из Ирландии много лет назад.
- Здравствуй, папа, - улыбается во все зубы и говорит, что будет жить с ним. Макс в шоке, но он живет один и не богато, у него проблемы со здоровьем и вообще видеть сына - большая радость, не так ли? Спустя недели уговоров Оливер селится у Макса, сам меняет фамилию и больше он не тот О'Лири, который всё еще ассоциируется с жертвой. Он чертов Меркьюри. Мрачная тень в нижнем мире преступности, которая узнает всё и о обо всех. Да и если вдруг вам нужна древняя ваза из провинции Китая, то и её можно заполучить. (Чаще деньги были вперед, а товара не поступало, так что в некоторые города Оливеру лучше не соваться). Помогает отцу ловить подельников, которые мешают Ваасу. Да, Монтенегро в курсе (в той или иной степени), но это дело пока только между ними двумя.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
[td bgcolor=#f7fbe2 ]
[/td]
[td bgcolor=#f7fbe2 ]
[/td]
[/tr]
[tr]
[td bgcolor=#f7fbe2 colspan=2]
ПРОБНЫЙ ПОСТ
еще несколько минут назад меня будто бы не существовало
распадаясь на остатки ночного сна
развеваясь на холодном легком ветру
оседая на плечи уставших прохожих
Очередное действительно непредвиденное знакомство, о коем Эдди совершенно никак не мог подумать_предположить_допустить мысли, что образовавшийся шар кругом кто-то проткнет своим незваным приходом. Надо было зарезервировать крышу, надо было запереть все возможные подходы сюда, позаботиться о том, чтобы не было шансов отхода, чтобы никто не спас, чтобы ничто не помешало дойти до конца.
В груди давно появилась дыра с рваными краями, чёрное пятно, которое разрасталось и покрывало каждую клетку тела, заставляя чувствовать себя всё более ничтожно и отвратительно. Чувство неприязни к себе было самым всеобъемлющем, что Эдмонд чувствовал слишком часто за годы своей жизни.
Сначала было наплевать, откровенно наплевать как же это сказывается на жизни, он просто плыл по течению, привносил дешевое разнообразие в жизни похотливых самцов и сваливал. В ссадинах, синяках, с охрипшим горлом из-за очередных попыток задушить в порыве страсти, с чуть ли не вывихнутыми суставами ног и рук.
Это было грязно и настолько хуево, что блевать тянуло даже сейчас, но Эдди еще и настолько же опустошен, насколько переполнен отторжением себя же самого. И так пусто-пусто, на самом деле. Он сгибается, кажется меньше, каким-то неестественным. На этот раз даже не хочется притворяться радостнее, заинтересованнее, чем есть на самом деле.
Хотя, признаться, Эдмонд вдруг попытался вздохнуть грудью и боли было меньше, он смотрел на мужчину рядом с собой, брал у него бутылку, делал обжигающие глотки и вновь затягивался сигаретой. Когда же она уже кончится? До пальцев добирается яркое пятно, вот-вот он выкурит чуть ли не фильтр, но вовремя вытаскивает докуренную сигарету изо рта и выкидывает в сторону.
Было бы неплохо только и делать, что слушать собеседника, сил говорить вдруг совершенно не стало, они вытекли и удается выдавить из себя лишь слово, жалкое хриплое слово.
- Эдди, - пожимает руку в ответ, но как-то не ассоциирует себя со своим же именем. Настолько отказаться от себя. Настолько выкинуть всё это из головы.
Люди так не живут.
Не выживают.
Люди такого не терпят, они ищут мотивацию и любовь,
а кто-то в этом мире - Бэйли.
Поэтому он отмалчивается от истории своей жизни, это всё - слишком личное, слишком грязное белье, чтобы в нём рыться и показывать кому-то еще. Даже если Эдди в конечном счете вынесет себе мозги, он не может позволить, чтобы кто-то еще жил с информацией о его гребаном детстве, которое пора бы уже пережить. Наконец, черт возьми. О его юношестве и заработке, о его героиновом аду. Его жизнь будто бы сопровождалась дементором за плечом, который иссушал всякую радость, которую подкидывали парню. Ангел-хранитель ушел на покой и нашел себе замену, не удосужившись ознакомиться с резюме кандидата.
На фразу "пострелять по банкам" Эдди усмехается, вспоминает, как размахивал пушкой перед несколькими парнями, угрожая им смертью. Всё под надзором сынка мафии, всё под руководством ублюдка, который свалил. Это было интересным опытом, прострелить колено - плевое дело, черт возьми. От воспоминаний чуть передёргивает, Бэйли чуть склоняет голову и потрескавшиеся губы искривляются в горькой ухмылке.
- Я курьер, главным образом. Или был им. С миром, в котором ты крутишься, тоже знаком, - вдруг чуть больше деталей, а с чего бы и нет? Этот мужчина вдруг сказал, что он тут огнестрел толкает, а Эдди не может выдать распространение наркоты за криминал? Конечно, это было мелочью по сравнению с тем, с чем он имел дело, но наркотики занимали большую часть его жизни.
Тогда он был исхудалым, еще более 'поломанная' осанка нежели сейчас, лицо в пятнах и синяки под глазами. Неестественные жесты, непрекращающийся шквал всякой брехни из посиневших уст парня, который на игле.
И это всё так хотелось забыть, избавиться от этого, выкинуть, вынести пулей из магнума, как в ответную - это накинулось и вгрызлось в кожу.
И тут собеседник точно выбивает из круга потерянности в кипящее озеро.
Теперь Эдди становится зол на Майка, потому что это не та тема, которую хотелось бы затрагивать, но этот прекрасный вечер неудавшихся потерь располагает к беседе.
Пока негатив медленно копится комком в черной душенке где-то на уровне груди, Эдди подбирает верные слова.
Верные имена.
Пытается немножко стереть и тут же вспомнить взгляд синих глаз, в которых отражаются играющие языки пламени, которые отражают улыбку, которые возвращают к жизни. Они зажигают огнем.
гори, но не сжигай.
гори, чтобы светить.
Эти слова всегда ассоциировались с фениксом, который был олицетворением самых главных страхов Эдмонда и в тот же момент - он был единственным верным спасением.
- Я не знаю... скорее нет, чем да, - поджимает губы от собственной же неопределенности, потому что это действительно так, Эдди на самом деле не знает - есть у него кто-то или нет.
Черт поймет что происходит между этими двумя людьми и чего действительно они хотят. Это было безумным приключением, в которое Эдди всегда окунался с головой, но никогда не мог позволить чего-то большего, никогда не открывал и не впускал в своё сердце.
а оно всё еще у тебя на месте?
вероятно.
твоя определенность сегодня зашкаливает.
заткнись.
ты ничтожество, хах.
- Чувак, если она захочет - вернется. А ты бы не ломался и не страдал, да занимался своим делом, - плевать, правда. Надо было просто перевести тему от себя обратно к Майку и его печалям.
Неприветливый безучастливый Эдди. Ему так часто помогали анонимные психологи на том конце телефона, что начало тошнить от всего этого поддерживающего дерьма.
Но как же было сложно играть в эту 'горячую картошку'. Каждый хочет отвлечься от себя, а проще это сделать - обсудив другого.
Где бы найти третьего, чтобы перемыть его кости и выпотрошить душу наизнанку, да так, чтобы наверняка забыть о своем неудавшемся похождении в жизнь.
- Раз уж ты так ворвался в это всё пространство, то, может, у тебя есть где можно пострелять по банкам? - у этого мужика, бати огнестрела в Миннеаполисе, наверняка найдется небольшой подпольный тир. Кстати о подпольном, - на бои я вряд ли потяну, - себе под нос выдает Эдмонд, да он и не в курсе, проводится сегодня что-то или нет. А если и проводится, то это надо искать место.
Так или иначе, хотелось довершить хоть часть задуманного - нажать курок и ощутить эту власть мгновенного поражения цели.
Дайте, дайте, дайте.
- Так и ты бы выпустил пар, м? Это ж для тебя сущие пустяки - найти тир и пару пушек? - в голосе будто бы 'а слабо?', надеясь вызвать нужный эффект.
[/td]
[/tr]
[tr]
[td bgcolor=#be9d5c colspan=2][/td]
[/tr]
[/table]