2025 год, город ten
преступность, смазанным гнилостным пятном грязи, на ускоренных позициях расползалась по штатам, выжигая внутреннее благополучие в начальной точке пути. бунты, погромы, призывы к революции. не оставалось ничего, за что стоило зацепиться; только злость выкручивала судорогой нервные окончания, доводя до обезвоживания и неосознанной пустоты. даже если опускались на колени перед крестом, обещая, что все будет хорошо, - сходили с колеи правильности, поддаваясь всеобщему бешенству.

до конца света оставались считанные дни.

единогласно был подписан закон, позволяющий выделить территорию под закрытую зону, с целью провести эксперимент, основной задачей которого было позволить каждому желающему - высвободить своих потаенных демонов, стягивая липкие маски с обезображенных лиц. минимум правил, максимум насилия и деструкции; после же - мирное сосуществование. так был запущен механизм всепожирающей 'чистки'.




эпизодом недели стала игра
ПЕРВОГО и ВТОРОГО;
пост недели написал
ИГРОК;
короткая вырезка из поста.

название такое название

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » название такое название » тэст жэ » lost boys don't cry


lost boys don't cry

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

0

2

что, если я не вернусь?

переминается с ноги на ногу возле полицейского участка и пытается хоть как-то согреться. в голове полно тумана и ривер не может понять на что это было похоже и испытывал ли он раньше хоть отдаленно напоминающее это вот всё. потерянность и замешательство. каждое его действие, кажется, было заторможено или типа того. медленно отвлекаясь от себя самого и собственного ощущения переводит взгляд на остальных. каждый будто бы потерян. зол? несчастен? кто-то хоть что-нибудь понимает?

ривера проводят в маленькую комнатку со слишком яркой лампочкой. морщится и отводит взгляд; в висках неприятно пульсирует болью. жесткий стул, холодная поверхность стола и взгляд помощника шерифа. ривер был не первый, кого попросили зайти. на него смотрят уже не так изучающе, как, вероятно, на первых.
- ты в курсе какой сегодня день?
заставляет напрячься и облизать пересохшие губы, якобы, вот я сейчас отвечу.
- не знаю, - дергает плечом и отводит взгляд. пытается заставить работать свой мозг и чуть ли не физически чувствует, как шестеренки начинают со скрипом перекручиваться, - может, девятое. или... восьмое. января.
если попросят еще и год, то, наверное, будет совсем дикость. внутри потерянность смешивается со страхом неизвестности. взгляд помощника никак не успокаивает. тот потирает переносицу и заглядывает в свои бумаги, словно сверяясь с действительной датой.
- сегодня двенадцатое, ривер. судя по заявлениям, ты пропал из дома восьмого числа. ты куда-то сбежал? - вертит в пальцах ручку, - что ты помнишь?

что, если я всё же решу уйти? и не вернусь?

были ли голоса? он закрывает глаза и глубоко дышит.
что ты помнишь последним?
- я был дома. сказал лу, что буду у себя. принял лекарства и лег спать. включил музыку и положил наушники рядом, - говорит шепотом. что за музыка играла? прислушайся. это были королевы каменного века. - я начал засыпать очень быстро. потом, - потом голова начинает болеть. он ерзает на стуле и обнимает себя за плечи. растянутая тонкая кофта была в некоторых местах совсем порвана. будто бы сам кобейн в ней застрелился.

глаза всё ещё закрыты.

- потом я помню холод. ногам очень холодно. я слышу ворох голосов. и кто-то кричит. я не могу расслышать. кажется, это было «это они!». я тогда будто проснулся. и оказался возле полицейского участка, - вдыхает глубоко и открывает глаза. это всё, что он мог сделать. пытаясь вспомнить каждое ощущение, которое могло его сопровождать, в памяти всё ещё оставалась пропасть в... долгих три дня. он поверить не мог, что сегодня уже двенадцатое января.
да, верно, он заснул восьмого. и пропал восьмого, как и все остальные. то есть, полиция не может утверждать. не все были уверены в своих показаниях. и не обо всех сообщили друзья или родственники о пропаже.
но лу быстро спохватилась. и сейчас ждала в холле участка.

- вас отвезут в больницу на обследование, - говорит коп и закрывает папку. неужели на сегодня все?
- я могу поехать своим ходом? с тётей?
- да, только обязательно.

лу всё ещё в рабочем халате, до ужаса обеспокоенная и тут же кидающаяся обнимать ривера. она спрашивает слишком много вопросов разом, а парень будто накрыт кучей одеял и не может как следует всё расслышать, отреагировать. да и желания не было. апатия накатывала поверх страха.

в больнице лу принялась направлять пациентов в палаты, кому-то предложили прилечь или присесть. ривер же остался стоять и потом начал наворачивать круги по коридору. ему было не усидеть на месте и колючая паранойя перекрывала дыхание. среди всех остальных ривер заметил генри.
генри тоже был у участка и должен находиться в больнице сейчас, значит.
помнит ли что-то он?
прислушиваясь к разговорам, никто ничего не помнил. или не хотел рассказывать.

- ривер лэйн, - не поднимая глаз от записей говорит медсестра, выходя в коридор. парень следует за ней и садится на кушетку. стандартный осмотр. доктор проверяет рефлексы и просит снять одежду.
- какие-то жалобы? - холодным рабочим тоном, прощупывая руки и спину.
- только головная боль, - также сухо отвечает ривер. врач задерживается на его руках и спрашивает, откуда это.
- в моей больничной карте всё есть, - слишком устал от подобных вопросов. врач же поджимает губы и просит у медсестры карту. она увесистая и полна различных записей. врач подозрительно смотрит на ривера и молча переводит взгляд на исписанные строчки.

- держите локоть согнутым минут пять. можете одеваться и идти, - и как тут оденешься, если одну руку нельзя разгибать? боже мой. ривер ненавидел больницы.

открывает дверь, наваливаясь на неё плечом и проходит в холл ожидания. лу вроде как должна окончить смену, чтобы ривера отвезти домой. кому-то другому она точно не позволит это сделать. и в тоже время лэйн может наблюдать, как в кабинете врача они что-то обсуждают.
сколько еще ждать?

я мог бы сбежать и не вернуться.

был план. взять машину и уехать из этого города куда подальше, чтобы минимум воспоминаний. чтобы минимум чувств. туда, где не будут его знать, где не будет родственников и какой-либо ответственности. где будет очередной шанс начать всё сначала. где не будет... генри. ривер кусает губы и закрывает глаза. он чуть наклоняет голову назад, упираясь в стену и закрывает глаза. врач дал обезболивающее и медленно боль начинала отступать.
только грудная клетка сжималась болью, словно кости стянули толстой леской.

в карманах штанов ничего нет. на столике рядом какие-то мятые журналы. в коридоре запах антисептика и старости. мимо проходит кто-то с одноразовым стаканчиком с кофе внутри. эти больничные горячие напитки такие мерзкие что на запах, что на вкус. но живот отзывается урчанием. он действительно был голоден, но от мысли о еде становилось плоховато.

в голове: как там генри?

переживание пытается как-то перекрыть, но не выходит. готов было встать, чтобы пойти и найти этого знакомого парня, да расспросить что к чему. открывает глаза и смотрит по сторонам. встречается взглядом с генри. сердце пропускает удар, пальцы дергаются. ему всё ещё слишком жаль.
ему всё ещё хочется сбежать от всего города целиком, но как покинуть генри?
злится на него в тоже время, но на себя злости у ривера куда больше.

- привет, - в ответ и улыбкой на шутку. поджимает губы и опускает голову. он не знает что ответить и как бы вывернуть разговор в ненапряжное русло. собственно, напряженность была так или иначе.
просил же не подходить даже.
просил не разговаривать даже.
просил это всё в состоянии, когда не контролировал себя.
потом очень жалел, но часть ривера считала, что это было верным решением.
надо было оторвать всё от себя и прижечь раны. как бы больно ни было, приходилось терпеть. казалось, что это верно.

надеется, что генри не встанет и не уйдет.

и он говорит.

снова спрашивает.

- я тоже ничего не помню. попытался вспомнить каждую мельчающую деталь до исчезновения и... после. без понятия, что случилось. я помню себя дома, как лег спать. а потом улица и полицейский участок, - поднимает взгляд на генри и смотрит в глаза. его светлые голубые глаза не сверкают как раньше. он тоже устал и что-то еще... совсем поник.

поджимает под себя ногу и снова обнимает себя за плечи. приклеенный пластырь начинает стягивать неприятно кожу, что приходится разогнуть руку и, закатив рукав, оторвать ватку. сгиб локтя уже был немного синим.
- кровь брать тут точно не все умеют, - хмурится. его вену нашли только со второго раза. во второй чуть не порвали. было больно. ривер в принципе не был любителем иголок и шприцов. (если уж наркоманить, то точно занюхивая или втирая в дёсна).

- ты тоже дома был? ну, слышал, что не все дома были. то есть, это странно так, - выкидывает комок пластыря в урну рядом и поправляет рукав. как же врач долго изучал круглые шрамы и те, что от порезов. те, что свежие. те, что были заклеены квадратными кусками пластыря. надеется, что лу не будет спрашивать, потому что ей явно это передадут. а от тельмы совсем не отделаешься.

- тринадцать человек разом. дикость, правда? - в голосе удивление, действительное, - мы будто бы в захолустном реалити-шоу.

поверить не может, что снова говорит с генри и снова внутри желание прижаться. было так холодно и страшно там, возле участка. было так одиноко в камере допроса. было совсем неприятно у врача. а теперь в коридоре ривер смотрит на генри и совсем не улыбается, потому что знает, что генри его понимает. он смотрит внимательно.
он тянет время.
он не хочет, чтобы дамер уходил.

0

3

генри тогда оказался не дома. кажется, тему огибает стороной и отделывается обычным "гулял". что ж, его право. ривер наклоняет чуть голову и принимает идею о том, что генри выстроил небольшую преграду между ними. больше нет того доверия. хотя было ли это доверие раньше?
вероятно... в некоторых случаях. типа, доверять своё тело и разум, но не все мысли. не сказать лишнего бы когда накурен или пьян. при этом без страха выдать в себе идиота или опозориться. всё было так естественно, даже страх ривера, что о них узнают. что начнут гнобить или типа того. то есть, отчасти - плевать, серьезно. отчасти было совсем плевать на то, что кто-то начнет что-то обсуждать, но голос отца в голове был отнюдь не одобряющим.
фантомная боль, когда хватают или прижигают. фантомное наслаждение от мягких прикосновений генри и тепла его тела. дамер спал, а ривер лежал рядом и мучался от бессонницы, иногда перебирал растрепаные пряди парня, щекотал его шею и с улыбкой наблюдал, как генри что-то там бормотал сквозь крепкий сон. ривер смотрел в потолок и думал о том, насколько всё внутри его тревожит, а также сталкивается. война, блять, миров.

с каких пор молчание стало таким неловким?

его прерывает женский голос, полный беспокойства. рядом с женщиной стоит саймон. ривер его узнал. его недовольный вид в принципе выдавал в нем... саймона. вот смотришь на человека впервые и понимаешь - это ублюдок саймон. как-то так, всё просто. ривер поджимает губы и провожает генри взглядом, кивая тому в знак прощания.
в груди неприятно колется.
поговорят ли они еще?
когда ривер сможет извиниться за своё поведение?
когда он сможет подобрать верные слова?

изнеможение перекрывает тревогу, которую ривер был готов ощутить; лу наверняка думает, что ривер общается с генри, вот чувствует. и лу действительно появляется в холле, подходит к миссис дамер, что-то говорит. генри стоит рядом сжавшись, ведь совсем недавно его наградили оплеухой. наверное, ни одного человека из тринадцати больше так не встретились. ривер сжимает кулак и прикусывает губу. в груди продолжает неприятно колоть.

прекрасно знает, что саймон распускает руки. собственно, весь город об этом знает и считает это нормальным. проблемный подросток, которого надо поставить на место? на такого вот подростка и нашелся саймон, только всегда хочется делать то, что запрещают. саймон не то чтобы запрещал... он активно и агрессивно не одобрял каждое, блять, действие окружающих. ривера считал прохвостом, который сторчится где-нибудь за углом. что ж, вот возьмет и сторчится. его личное дело, вообще-то. и генри с собой заберет. пусть саймон ощутит, что не властен ни над чьей жизнью. тиран хренов.

хочется генри защитить.
хочется протянуть руку.
и на месте саймона он видит бэнджамина, а на месте генри - себя. он понимает, насколько это до боли всё знакомо. как-то вытягивал руки и рассказывал генри, что отец прожигал ему кожу сигаретой в воспитательных целях. рассказывал, что его тоже таскали по комнате, схватив за руку или ворот футболки. как его толкали и втаптывали в дерьмо.
как хотелось забраться за плинтус и умереть.
как хотелось сорваться и разъебать отцу голову, только вот страх был превыше всего. какой-то не поддающийся объяснению, нерациональный, будто бы неправильный. брата отца ривер легко награждал надменным полным ненависти взглядом, но отец - другое дело. он всё ещё оставался авторитетом, хоть и дико хреновым. то есть, не специально. ривер плевать хотел на это. но не мог. барьер.

///

лу пропускает ривера в дом и заходит следом, запирает дверь на все замки. она излучает беспокойство и, кажется, у неё вырабатывается то самое чувство преследования или типа того. ривер слишком устал, чтобы взять руки лу в свои и, посмотрев в глаза, заверить в том, что всё хорошо. он вернулся, все вернулись, он цел и здоров, главное ведь что оказался дома невредимым, так? да и, к тому же, он пропал не на месяц или год, а всего на несколько дней. за такое время даже в розыск не подают, только это город маленький, людей пропало много, вот и всполошились. в целом то - ничего плохого. вроде как.
луиза не хочет спускать с ривера глаз, поэтому не отпускает его в свою комнату, но просит остаться на кухне и выпить с нею чай, да поговорить. она же так переживала. она же так волновалась.
- лу, я понимаю. правда. но я не помню, действительно не помню что за херня там происходила, - усаживается на стул и руками подпирает подбородок. луиза ставит чайник и достает кружки.
- вы все невредимы. никаких ушибов или следов. это так странно, - она стоит спиной к риверу, поэтому он может позволить себе закатить глаза. его успели вывести из себя в участке, в больнице и дома продолжается.
потому что волнуются.
потому что заботятся.
ривер хотел остаться в одиночестве и если бы ему позволили, то это было бы наивысшим проявлением заботы, как он считает.

то есть, хотел закрыться и упасть лицом в подушку.
накрыться с головой.
можно включить свет, потому что в темноте теперь оставаться не по себе.

лу просит оставить дверь открытой в комнату на всякий случай.

слова луизы успокоили немного: никто не пострадал, а значит и генри был в порядке. значит, генри тоже не подвергался каким-нибудь там надругательствам. никто не подвергался, кажется.
или врачи что-то решили скрыть?
ривер хмурится и обнимает подушку. он будто бы вечность не лежал в своей кровати; должно было быть хорошо сейчас, но внутри гложет ощущение действительного одиночества, в которое ривер сам себя и загнал. он жмурится, стискивает зубы, лишь бы не поддаться потоку слабости. хотелось обнять генри и уткнуться в его шею носом, хотелось слышать его мерное дыхание.

не хотелось ощущать себя слабым.

вырывать это из себя, выжигать и оставлять болезненные уродливые рубцы. каждый раз будто бы вскрывает рану, чтобы напоминать, что отказаться от той «дружбы» было верным решением.

было ли?

/// сожаление.

в сон совсем не получается пропасть, потому что мысли ворохом накрывают, оглушают. пытается закрыть глаза и вместо темноты яркие вспышки, что приходится всматриваться в полумрак и изучать тени, отбрасываемые предметами. смотреть, чтобы никакого лишнего движения.

/// горечь.

садится на кровати и облокачивается спиной о стену, подбирает ноги к себе. берет рацию с подоконника и держит какое-то время в руках. это было так невыносимо.

какой же ты мерзкий, блять. поверить не могу, что ты мой сын. подался в блядские шлюхи? теперь каждому встречному отсасывать будешь?
нет, отец. это был мой друг. хороший друг, блять. а ты и его избил. и меня. и вообще. ублюдок ты, отец. а если кто и мерзкий, то твои взгляды на жизнь и твоя работа и сам ты тоже.
что ты сказал, щенок?
чтоб ты сдох.

только ривер ничего не говорит. сказал однажды и еще неделю лежал дома, пока заживали следы. пока срывы не прошли. пока седативные подействовали и когда снотворные закончились.

всегда кажется, что отец пиздец прав. не хочется верить, но это мантрой протянуто сквозь душу и мысли.

плечи дергаются будто бы тело готовится к возможному резкому удару. но этого не следует: ривер слишком далеко, отец в тюрьме. сюрреалистичность ситуации приобретала очертания. остается представить, что рядом сидит генри.
- мне правда жаль, - поджимает губы и откладывает рацию обратно. тянется за телефоном и включает его. нет смысла тратить батарею в месте, где сеть и так не ловит. в альбоме их с генри общие фото. растягивается в улыбке. было до безумия грустно.

/// последствия.

ты чего такой грустный, чел? ты и так на учебу не ходишь. а трава есть еще? слушай, да хватит мину такую строить, у тебя ж всё нормально. тётя там, причем горячая такая. м? ха-ха, да забей, чел. я ж шучу. ты это, бери себя в руки давай. приходи завтра на тусовку, почти все змеи там будут. ривер, что-то ты совсем странный. не пробовал взять себя в руки уже? хватит.

и это накапливается.

и это накапливается.

и это накапливается.

и избегать, прятаться, скрываться.
только генри чувствует и понимает. и ривер знает, что это уже давно больше чем дружба, но жить в отрицании было безопаснее до какого-то времени.

а потом всё, что накопилось - волной яда.

он отталкивает генри, закрывает все внутренние и внешние ставни, затапливает и разрушает. он задыхается и почти что умирает. он протыкает руку, потому что эта боль была куда понятнее. как сложно, когда не можешь нормально объясниться о своих действиях.
когда ты депрессивный подросток, то окружающие принимают тебя за пафосного и грустного.
когда ты депрессивный подросток, то окружающие не принимают твоё состояние всерьёз.

и остается думать, что ты всего лишь ленивый, неправильный, просто грустный и, возможно, подсознательно ищешь внимания.

ривер нашел это внимание и не отрицал, что внимание генри было так важно. каждый упадок больше не отягощался болью непонимания со стороны, но присутствие дамера сглаживало острые углы лабиринта страданий. и только с пониманием собственной ущербности отталкивать. это была болезнь? зверь? или сам ривер? а была ли разница?

/// надежда.

рация трещит и из динамика, потрескивая, знакомый голос.
«на нашем месте».

сердце пропускает удар и ривер замирает на какое-то время, не смея трогать рацию. потому что будто бы показалось. он точно ещё не спит? это точно был генри? за окном морозная ночь, что тело уже заранее покрывается холодом.

улыбается слабо и слезает с кровати, переодевается в штаны и натягивает водолазку, да теплую вязаную кофту сверху, которую лу подарила два месяца назад, чтобы парниша не мерз. в городе, откуда он приехал, не было таких затяжных морозов и сырости. а потом осознание: дверь открыта, лу явно спит сегодня беспокойно, а может и вовсе не спит. блять.
оставляет записку на своей кровати, если вдруг тётя зайдёт. потому что встреча с генри сейчас было намного важнее.
выходит в коридор, закрывает дверь в комнату, спускается к прихожей и как можно более тихо выскальзывает из дома.

поверить не может, что делает это.

он ужасно боялся неизвестно чего именно. и шел как можно быстрее, потому что растягивать ожидание не было сил.

/// come as you are.

застёгивает куртку до самого подбородка; у леса осознал, что забыл взять шапку. и перчатки. плевать.
он сходит с тропинки и обходит искорёженное погибшее дерево, поворачивает возле голого куста и проходит еще немного, спускается с небольшого холма и уже видит дыру_вход в пещеру. затаившийся зверь, раскрывший свою пасть.

ривер полон решимости принять всё и выслушать тоже. возможно, получить по шее? возможно, получить в нос. возможно, услышать слова надежды. хочет протянуть руку и ухватиться за надежду, но всё равно готовится к худшему.

так или иначе, главное, чтобы их не похитили еще раз, наверное. или пусть похищают, особенно если это время выпадает из памяти.

генри уже стоит на месте и поворачивается неторопливо, будто опасаясь увидеть нечто страшное. но, кажется, успокаивается немного, когда разглядывает в силуэте ривера.
лэйн останавливается в нескольких шагах и держит руки в карманах, пытаясь не отморозить свои пальцы. генри же, кажется, совсем не беспокоится о собственном тепле. ловит себя на мысли, что с каких это пор сам беспокоится о своем благосостоянии? это было непривычно.

- да, пришел, - не находит что сказать, потому что вариантов было уйму, но все они были столь неподходяще. то есть, он даже не сомневался. он не раздумывал. он не пытался сделать вид, что не услышал трещание рации. он слишком скучал и сожалел. поджимает губы и опускает глаза.

генри сдает позиции и снова открывается. не пытается шутить, как тогда, в больнице. неловкость прошлой ситуации упирается в стену правды. он отдается в руки предистеричного состояния, которое ривер узнает сразу же. делает шаг навстречу, но не решается протянуть руки. в груди ребра давят на органы.

- да, это всё жесть. иногда незнание самое лучшее, что нам могут предложить, - облизывает сухие потрескавшиеся губы и наблюдает, как генри роется в карманах. как сжимает пачку сигарет. как его плечи трясутся. не то от холода, не то от всех эмоций, которые и ривера тоже накрывают.

и генри извиняется. за что? почему? то есть, он не должен же извиняться. ривер смотрит на него и в этот раз действительно не находит слов в ответ. он открывает рот, но тут же его закрывает. почему это выглядит так не правильно, ведь если кто и виноват, то ривер, который заперся в коробочке собственных сожалений и прошлого, который слишком поддавался влиянию отца?.
быть подростком пиздец сложно.
каждый раз думаешь, что охуенно повзрослел, поумнел.
только нихера это не так. каждый год одно и тоже. каждый день одни и те же ошибки.
каждый раз «i regret nothing».
каждый раз «i wanna die».

садится на корточки рядом и протягивает зажигалку.

«я скучаю».

- я тоже скучаю, генри, - говорит тихо и задерживается прикосновением на пальцах дамера, которые были слишком холодными.

- ты не должен извиняться, ты же знаешь? я идиот. я... блять. я привязался к тебе. в том самом смысле. я сначала думал, что ты как дэво, только безбашеннее. слушал лу, которая какое-то время в тебе сомневалась. еще... генри, меня пытались лечить от того, что я... был с парнями. и это не таблетки от гриппа, а выбивание словно пыли из ковра, - слишком много. слишком отвлеченно. он ходит вокруг да около.

- я без понятия как люди это принимают. как ты относишься к этому так спокойно. и я действительно восхищаюсь этим, - руки обратно в карманы, ведь холод колит и отвлекает, - ты не как дэво. ты не как все остальные. и, на самом деле, - все внутренности сжимаются. в ногах будто бы слабость, а язык заплетается в словах; как бы так сказать? как бы...

/// come as you are.

- на самом деле я пиздец как в тебе пропал.

подростки умеют делать это не пафосно? черт его знает.

- я хочу сказать, что... не хочу делать тебе больно. и утягивать в депрессивные ебеня.

заставляет подняться на ноги, касаясь плеча генри.

- я хочу сказать «прости». в прошлый раз я не контролировал себя, - делая самые короткие паузы или вовсе без них, чтобы генри ничего не сказал между, - и всё ещё не контролирую, но хочу тебя обнять и хочу засыпать как раньше и ты мне блять снишься. и я без понятия где мы были все те три дня, но сегодня после больницы всё, о чём я думал, это о тебе. я боюсь себя. я боюсь всего этого дерьма. мне казалось, что мне наплевать на чужое мнение, но... лу уехала из города, потому что встречалась с девушкой и потом её начали преследовать и угрожать её жизни. я не хочу нам такого дерьма, а тут такой город... все сразу всё узнают. и, вдруг я опять на тебя сорвусь?

отходит в сторону и начинает вышагивать туда-сюда; пальцами в волосы и дыша прерывисто.

- я живу в отрицании? возможно. я просто не выношу этих блядских чувств в себе, этот контраст и вечная война внутри меня. блять.

0

4

кажется, настолько сильно замерз, что при выдохе пар не белеет, он совсем не теплее воздуха в лесу; кажется, рив вообще забывает как дышать. горло и легкие дерет неприятно, к тому же начинает ощущаться жажда. отступает на несколько шагов, чуть ли не спотыкаясь о выступающие корни деревьев. и всё равно оно не отвлекает.
всё внимание приковано к генри и его реакции.

еле держит сигарету между пальцев, но всё равно стоит уверенно. будто бб наиграно и специально. ривер чувствует упрёк, возможно - неоправданно, но через время понимает, что претензия есть и довольно весомая.

хочет сделать шаг; отойти с траектории резкого движения генри, но тот направляется специально на ривера лэйна. хватается за его одежду и приближается слишком близко. чужим прикосновением к губам, грубым и холодно-влажным. запах и вкус сигарет совсем рядом. всё замедленно. от легкого ветра с кроны деревьев падает снег. мелкие снежинки опускаются на растрепанные макушки парней.

генри настойчиво прижимается губами к риверу, а пальцами держит за одежду.

ривер стоит на месте будто врос в блядский снег; он не смеет подвигаться.

закатывает глаза, но не успевает и руку поднять в ответ, как генри отталкивает.

всё замедленно.

с самого начала ожидал удара или чего-то ещё, почти сгруппировался, но на деле генри целует и после толкает в дерево, что между лопаток вонзается дурацкая обломанная ветка или типа того. ривер морщится от боли, потому что будто бы даже куртку с кофтой проткнуло. сжимает челюсть и смотрит точно в глаза дамера. они сверкают в этом морозном мраке, они выдают злость и обиду.

конечно, генри тоже не легко. и эта злость начинает выплескиваться из него с силой. отчаянием. криком. этот город скрывает в себе мерзких демонов, страшные кошмары и самые низкие желания. будто бы найти убежище можно в захолустье. еще быстрее доберутся волки, разорвут на части пропитанное надеждой тело и растащат по углам, чтобы каждому и по чуть-чуть очередной светлой веры в будущее. только гниением это всё оборачивается, что приходится закапывать на заднем дворе, втаптывать землю и не оставлять следов, даже эпитафия в голове не всплывает, потому что думать о собственной слабости и наивности - жалко.

и хочется крикнуть в ответ так много. дыхание перекрывается.

это было искрой.
не в том самом хорошем и приятном смысле.
но искрой, которая поджигает дорожку из пороха. шипя и искрясь, подбирается к целому складу.

- да как ты не понимаешь, - сквозь зубы и упираясь в грудь генри ладонями, пальцами сжимая ткань и отталкивая от себя. делает шаги навстречу, заставляя пятиться назад. заставляя давать отпор. заставляя не переставать ругаться. заставляя выслушать себя.
- нахер не сдалось, что обо мне думают. твой папаша вздернет нас на этой блядской площади, если узнает, но плевать я хотел, что со мной сделают.

за руку и дергая вправо, чтобы тоже впечатать в ствол дерева, как только-только сделали это с ривером. ладонью на грудь и пальцами касаясь чужой обнаженной шеи. ведет выше, сжимая.

- я не такой, - шипит на генри и обнимает себя за плечи, отходя в сторону. парень всё равно тянется. ривер толкает в ответ и говорит, чтобы проваливал. - видеть тебя не хочу.

- я... - спотыкается о собственные мысли. он потерян в пространстве собственной личности. границы размазываются, - ты не знаешь через что я действительно прошел. я и не знаю, какого тебе на самом деле. к счастью, ты не можешь оказаться на моём месте и ощутить. думаешь, самый несчастный и непонятый тут? - легким толчком руки, чтобы вернуть чужое тело к дереву, чтобы не пытался подвигаться или выбраться, пальцами всё ещё стягивая чужое горло, - мой папаша уебок и ты в этом прав. его брат еще больший ублюдок, который пытался насиловать дэво. знаешь, что говорят в психушке про педиков? что это блядская патология и её надо лечить лоботомией. ты видел людей после лоботомии? для них они лучше педиков. я не боюсь патологий, генри. я итак уже гребаный псих, в этом отец не прогадал. но он и сделал меня таким. и что если я как мой отец? ты не можешь взять это и вытряхнуть из человека.

усмехается в чужие губы и, прикрыв глаза, втягивает запах чужой кожи и сигарет, - всё куда, блять, сложнее, а ты думаешь, что я просто боюсь огласки. ты нихуя не видишь, генри.

злится.

ругается.

матерится и отпускает генри. замахивается и с силой бьет о ствол дерева, не желая разбивать нос дамера.

- блять! - его тело трясет. ногой толкая заваленный ствол дерева. ветки трещат. снег продолжает медленно осыпаться.

больше пятнадцати лет жить с отцом_тираном_зверем. выслушивать крики и упреки, вызывать отвращение на чужих лицах, принимать себя изъяном на этом родовом дереве.
да, генри, мне не всё равно, что он там думает.
это второй голос. это стержень. ломаются все остальные, но этот продолжает стоять прямо и расширяться, впитывая в себя каждый орган в теле. почки и печень. легкие и сердце. желудок и кишки.
всё это было мерзким стечением обстоятельств, но что если это действительно патология?

- будто бы я не пытаюсь избавиться от этой хуйни. от этого постоянного голоса в своей голове, - пальцами в виски, что кожа краснеет и белеет, - ты резал себя потому что хотел? потому что прислушивался только к себе? что ты отвечаешь своему отцу, когда он идет на тебя с раскрытой ладонью? почему ты блять убегаешь от этого? генри, блять, это внутри. глубоко. вместо клеток и крови.
ривер сколько раз предлагал дать отпор. пообещал помочь убить ублюдка. он сказал, что поможет. но саймон до сих пор продолжает жить, потому что слишком много этих «потому что», отмазок и другого дерьма, отодвигающие неизбежное.

и встает снова впритык парню и пальцами сжимая воротник. второй рукой ведя по шее и пальцами стягивая пряди волос.
- это внутри нас, - и эмоции пульсируют. выжигают. они смешиваются в неприятное месиво желаний и сожалений. этот контраст похож на хуевый коктейль, но уж что подали.

прижимается к генри поцелуем и заставляет чуть раскрыть рот. целует его крепко. целует его и не отпускает.

это было внутри него.

не только страх и постоянный план побега.
еще была тоска и
генри
генри
генри.

это было всегда внутри него. с первой улыбки и учебного поцелуя. с первой помощи и распитой бутылки пива. с первого настоящего поцелуя, но каждый раз отказываясь думать, что он настоящий, ведь оно было сквозь выпивку и граммы травы.

и этот поцелуй был в более здравом уме. в вихре эмоций. без того сожаления, которое когда-то в голове возрождалось чужим голосом.
ривер отстраняется и понимает, что на этот раз точно фатально потерян.

не удается предать все свои чувства анафеме. остается ждать собственной казни.

0

5

генри толкается. он отстраняется всем собой и отталкивает ривера. это было неприятно во всех смыслах. то есть, да, ривер показал свои реальные чувства и наконец открылся, пусть и слишком резко/криво. но получил в ответ удар. контратаковать не хотелось, потому что это генри и ему нужно было выпустить свои эмоции на поверхность. и в это же время хотелось как следует приложить его головой к стволу дерева, чтобы наконец он понял.
чтобы понял, блять.

[indent] дайте детям всё, если хотите сделать их слабыми. но если хотите видеть их сильными, то обращайтесь с ними жестко. мотивационная речь отца, которая всегда сходилась к этой одной и довольно простой мысли. ривер облизывал разбитую губу и сглатывал кровь. он корчился от боли, но виду подавать было нельзя. он ведь становится сильным. важным и пиздец сильным.
[indent] да, отец? это работает?
[indent] действительно?

генри ударяет, замахиваясь добросовестно. только удар приходится в скулу и не такой сильный, как ожидалось. усталость и сковывающий холод, видимо, сказываются. или генри действительно не боец в рукопашную. зато метко попадает по бутылкам из воздушки. ривер готов подставить вторую щеку.
место удара болит. обветренная кожа не готова принимать удары. наверняка будет синяк.
пальцами касаясь покраснения.
улыбаясь.

[indent] но если хотите видеть их сильными, то обращайтесь с ними жестко.

конечно, генри. твой отец был хорошим человеком. ривер согласен с этим отчасти, потому что в наших мыслях мертвые родственники всегда хорошие. или те, которые уехали. но присылают открытки и подарки на день рождения. не вина ребенка, что родители разошлись, главное ведь - что отец помнит и поздравляет каждый год. а потом находишь, видишь разбитого калеку и узнаешь, что открытки всё это время подкладывала в почтовый ящик мать.
то есть, дерьмо всё это. жить иллюзиями - дерьмо. но ривер не готов разбивать надежды генри, у которого есть герой в лице отца. это было важно.

если бы ривер мог за кого-то так зацепиться, как когда-то цеплялся за приукрашенную личность лу. в жизни, конечно, всё размазывается серо-черным. он даже завидует генри.

отец ривера был тем еще мудаком. и рив приходил в зал суда на открытое слушание, которое до последнего момента должно было быть эдаким быстрым и закрытым. что ж, понабежало репортеров. и ривер смотрел на макушку отца. он пытался взорвать его мозг прямо там, на скамье подсудимых. потом прожигал взглядом спину, когда его уводили. и еще улыбался, когда встретился взглядом.
один раз пришел в тюрьму. принял что-то слабое и психотропное, воодушевился.
выдал речь.
сейчас уже не помнит, что было, но отец жесть взбесился. благо там была сетка между ними.
охранник всё равно оттягивал.
а ривер улыбался.
выставляя средний палец и проваливая из тюрьмы.

ты знаешь. нет-нет, ты послушай. я бы мог взять себя в руки. и проявить себя с сильной стороны. как ты и хотел бы. и потом ты состаришься. не сможешь даже до толчка сам добраться, чтобы посрать. я бы дал тебе всё, о чём бы ты только попросил. ты был моим отцом, как-никак. ты был тем, кто меня воспитывал. выбивал дурость и пытался прививать манеры и быть безжалостным. я бы продолжал стараться и через нескончаемое количество терний пробился бы в свет. и дал бы тебе всё.
если бы хоть раз был тебе действительно нужен.
если бы
был
нужен.

слова всплывают сейчас, когда речь заходит об отце. в памяти просыпаются неприятные моменты, которые ривер настойчиво стирал из своего прошлого. невозможно вспомнить прошлые ночи, но зато каждый свой проступок и оплеуху - запросто.

генри, а тебе я нужен?

хотелось заорать: хватить уже рыдать, блять!
хотелось заорать: заткнись уже!

он злился, что генри начинает его отталкивать. какого черта? разве не этого он всё время добивался? не ради этого достал рацию и нажал на кнопку? не ради этого ли они приперлись в лес?

генри, так какого черта начинается тут?

- значит не так уж и хочешь ты его угробить, - говорит сквозь сжатые зубы. подстроить под несчастный случай. отправиться в колонию для малолеток. отправиться подальше отсюда. отправиться да хоть куда. но этого идиота ведь не будет уже.

[indent] якобы случайная искра. подоженное пышное платье. запах горелой кожи.

улыбается_скалится.

- ты закончил? - сразу после принятия извинений. подходит медленно, но настойчиво. надвигается медленно протягивает руки. сжимает неторопливо края его уже смятого воротника. выкручивает и тянет на себя.
- я не приму твои извинения. и захочу - буду трогать. захочу - и шлюхой будешь, но только моей, - туманом. он толкает резко, еще раз сильнее и заставляя споткнуться о ветки позади, приземлиться на задницу и спину. наверное, это было больно.

генри недоволен?
вероятно. на этот раз быстрым движением садится сверху и перехватывает его руки и сжимает пальцы на запястьях, вынуждая поддаться. руки над его головой, прижимая к земле. больно? вероятно.
ривер пульсирует весь. он игнорирует любое сопротивление, прижимая собой торс юношы к земле. главное - не задушить.
главное - донести мысль.

- я не хочу больше отрицать, - процеживая, смотря прямо в глаза. - генри, не хочу.

облизывая губы, которые уже опухли.

- заткнись уже и послушай. услышь, - голос сменяется хриплым шепотом, контрастом к злости.
- я знаю, что тебе сложно. я знаю, что твой отчим - хуйло. и я хочу помочь тебе избавиться от него. и от страха. позволь мне быть рядом. скажи и я всё сделаю, - в груди болит и горит. он ослабляет хватку, позволяя высвободить руки. чуть приподнимается, чтобы не прижимать с силой к земле. если генри его оттолкнет, то придется свалить. возможно, как следует врезать. вероятно, что-нибудь выбить и оставить валяться в лесу. по телу пульсирует адреналин и холода уже почти не ощущается. если оттолкнет, то ривер точно сбежит из города. или жизни.

лицом всё ещё совсем рядом.

- ты мне нужен. я хочу всё исправить. извини меня, генри, - слезая в сторону и переваливаясь на спину, глазами упираясь в темные голые ветки лиственных и хвою вечных. он ощутил, насколько дичайше устал. раскинуться на холодной земле было не так уж и плохо.
- не отталкивай.
закрывает глаза.

готов услышать удаляющиеся шаги.
готов услышать еще одну гневную тираду.
готов получить удар.
готов принять, что он не нужен.

другое дело - совсем этого не хочет.

0

6

да, больно.

это было проникающим, режущим, колющим; оно взрывалось и шрапнелью впивалось изнутри. хочется кричать от того, что ему всё осточертело. что есть какие-то вечные рамки, которые заступать дико сложно. которые разрывать не хватает то ли сил, то ли храбрости. при этом ривер же... довольно прост. прост во всём. во многих аспектах жизни он придерживается своего взгляда и тактики. он заступается за обреченных и не лезет в огромные потасовки, когда это того не стоит.
он действительно умудряется жить жизнь в более или менее удовольствие, только генри приходит и вскрывает то, что было потайным и погребенным годами. то, что втаптывалось ударами и злобными выкриками.

очень больно.

кричать нет сил. как и подвигаться. только повернуть голову и посмотреть на генри, потому что он прикасается, но совсем невесомо. пальцами по месту удара.

да, генри. больно.

закрывает глаза вновь в знак ответа и поджимает губы. ему не стыдно признать свою вину и слабость. ему дико неудобно, что пришлось проходить через этот пиздец. возможно, пережить эти три ночи было бы проще, если бы они не ссорились. может, они бы и не пропадали тогда? возможно, всё сложилось бы совсем иначе.

слишком много неопределённых ходов событий, которые ривер перечеркнул своими вспышками, своими устоями, своим страхом и желанием сделать всё для них лучше. но нихуя не было лучше. my bad, sorry.

генри же больше не ругается, не пытается выплеснуть горечь и желчь. то есть, так кажется. ривер всё ещё готов дёрнуться от возможного удара и, когда ощущает движение, то чуть сжимается. ему кажется, что последует удар. его триггеры вскрылись. его демоны вылезли наружу. если перестать отрицать, то придется вытягивать всю мерзкую муть наружу. всю черноту и остальные страхи, потому что свобода покоится под ними.

выдыхает прерывисто. его отпускает пульсирующая злость и с некой осторожностью прислушивается к собственным эмоциям. захочет ли вновь закрыться от генри? он так этого боится, что закрывается сам от себя, но не от дамера. извини, генри. прости меня.

генри совсем близко.
внутри всё обрывается.
он касается губами щеки и ривер задерживает дыхание.
дамер запускает пальцы в волосы и сжимает пряди.
внутри всё стягивается в узел в ожидании удара затылком о землю.
но генри не делает этого.
он продолжает оставаться рядом и кожа покрывается мурашками от чужого дыхания.

он ведет к уху и чуть его кусает. это было щекотно. это было приятно. не та боль, которая заставляет съеживаться.
- я знал, что тебе понравится, генри, - выдыхая как-то слишком резко и протягивая его имя дольше допустимого. ривер слишком скучал по дамеру. ему хотелось ощутить тепло его тела, но для этого им сначала надо добраться до дома и отогреть эти самые тела, чтобы тепло хоть немного было в принципе.

на губах наконец появляется улыбка.
ривер раскрывает глаза и смотрит на генри. тот нависает сверху. целует так настойчиво. ривер обнимает его за шею и приподнимается. не отпускает, пальцами в волосы и совсем забывая, что надо дышать. слабо кусая его губы, целуя щеки и ощущая солоноватый вкус дорожек слез. целуя губы и ощущая насколько они обветрились и уже начали кровоточить. целуя мягко и отстраняясь, упираясь своим лбом в его.

- останешься у меня? - но были свои проблемы, - или тебе влетит от отчима на утро? блять, эти сложности.

закрывает глаза и шумно выдыхает.
встает и поднимает за собой генри. он тянется его обнять и обхватывает руками крепко. он всматривается в темноту перед собой и слышит уже знакомый шум. рёв? хруст веток? что-то... что-то было.
- ты это слышал? - совсем шепотом и отпуская генри. всматриваясь в темноту и пытаясь разглядеть. лунный свет и голые деревья помогали различить силуэт не_человека.
- тихо. тихо-тихо, - почти что только лишь губами. бежать? а в каком направлении сейчас лучше всего бежать? это был блядский медведь. не какой-нибудь там лось или заблудившийся индюк. блядский медведь, который решил шарится по лесу в темноте. если он шел на их крики - то пиздец, товарищи. и совсем непонятно, насколько он далеко. и куда движется. если движется совсем. может, это был куст?
генри за руку и смотря ему в глаза, - в пещеру. быстро, - таща за собой и совершая как можно меньше движений, чтобы как можно меньше шума. пробираясь в густую темноту и, кажется, в ещё больший холод. спотыкаясь о камни и матерясь как можно тише. эхо разносится неприятно. ривер сгибается в попытках занять как можно меньше пространства и издавать как можно меньше шума. слишком много "как можно меньше" в данном случае.
в глубь и за какой-то валун.

генри ненавидит темноту.
нет, не так.
генри боится темноту. ужасно её боится.

ривер садится за камнем, что совсем не видно света и выхода из пещеры. он тянет на себя генри и вынуждает его сесть рядом или на ривера или что-нибудь еще сделать, но не стоять столбом.
- тише, - резко. закрывая чужой рот рукой и прислушиваясь к шуму.

сколько им теперь так сидеть?

блять.

- я надеюсь, он нас не увидел. или отвлечется на что-нибудь, - убирает руку от лица генри и пытается разглядеть в этой темноте хоть что-то. не выходит.
зажигалка еще должна быть у генри.
ривер роется в его карманах настойчиво и выуживает. заледеневшие пальцы совсем не слушаются и через, казалось, бесконечно долгое количество времени удалось дать искру и получить язычок пламени. ветер не сдувал. руки тряслись как у припадочного.
различает бледное лицо генри и его широко раскрытые глаза.
- смотри на меня. только на меня, слышишь? здесь никого нет кроме нас.

облизывает губы и прислушивается.

- смотри только на меня.

сжимает его ладонь до боли.

- я потушу огонь. через время снова зажгу.

тушить огонек, потому что палец начинает обжигать. затыкается, потому что слышит шум. зажмуривает в глаза, справляясь с собственным страхом, хотя было страшнее скорее от того, что они могут подохнуть тут от холода. а еще страшно за генри.

боже блять за что. я так устал.
я так блять устал.
генри почему ты не мог придти ко мне домой и мы не поругались там шепотом?
почему мы не могли устроить сцену в больнице? там хотя бы мне первую помощь могли оказать.
боже.

0

7

обморожение было дерьмовым делом. лу рассказывала, что многие подростки попадали в больницу с обмороженным конечностями и кто-то даже их лишался. вот тот продавец на полставки в овощном без пальцев на ногах - их пришлось ему удалить, потому что бедняга запил и уснул в сугробе. типа, ему повезло, что он только пальцами и отделался.
ампутацию целой лодыжки проводила сама лу одному парнише, которого через год растерзал медведь. в голосе лу слышалось типа «не для этого я поборола страх отрезать части тела, чтобы его потом медведь искромсал», но с кем не бывает, так ведь?

и ривер чувствует, как его пальцы на руках и ногах начинают дичайше болеть. как начинают неметь. и синеть. он почти не чувствует ног; боль еще успокаивала в том смысле, что означало: нервные окончания живы. а тут... подходит время.
и накатывает паника.

я, вообще-то, не хочу лишиться ног. боже мой. блять.
хотелось зарыдать, но рядом генри цепляется за рациональность и попытки не выбежать из пещеры навстречу медведю.
монстры в нашей голове куда страшнее свирепого зверя лесов миннесоты.

время тянулось бесконечно долго. или, наоборот, пролетало в этой пещере быстро. в темноте искажалось восприятие реальности, кажется. ривер чувствовал, как растворяется в пространстве и снова теряет связь со своим сознанием. врач говорил, что такое может случаться. и ривер помнит эти ощущения. диссоциация. искажение восприятия. он падает в эту пропасть.
он вжимается спиной в камень и не может понять, почему вообще что-то ему там мешает.
он хватает руку генри и ему кажется, что он проходит рукой сквозь.
он вертит головой в поисках хоть какого-то освещения и на какое-то время кажется, что он лежит. или стоит.
или наблюдает со стороны.

это озадачивало, но потом становилось всё равно.

генри как-то умело возвращал в реальность прикосновениями, что даже возвращалось ощущение собственного тела. становилось не по себе. словно он не должен был ощущать своё тело и себя в нём. как-то не правильно, не естественно.

генри напоминает, что пора бы выходит. да, действительно. и бежать как можно быстрее, потому что темная фигура не видна больше и не хотелось увидеть её позади себя в принципе.

беги, лэйн, беги!

как же сложно управлять своим телом, когда ты не чувствуешь с ним блядского единства, а еще оно заморожено словно ривер вышел из криокамеры и разморозка сломалась где-то на половине процесса. легкие выкручивает, от марафона согреться не удалось, только горло начинает сильнее драть из-за быстрого дыхания и холода. завтра свалиться бы с температурой и гриппом и ангиной и чем-нибудь еще и это будет так совершенно не кстати. будто бы болезнь умеет быть кстати?
к черту.

- лу по сравнению с ним тоже умеет быть зверем. иногда думаю, что лучше меня медведь сожрет, чем встречусь с лу, - смеется, хотя это делать жесть как больно. всё тело ломит в непонятном состоянии. выворачивает наизнанку просто. тошнит и слишком трясет от холода.

генри, нет времени объяснять, включай телепорт, нам надо валить. срочно. желательно туда, где тепло.

кажется, он сказал это вслух, но на самом деле просто громко подумал и сам себе улыбнулся. сознание всё ещё отделено немного и вывернуто обратной стороной наружу. смотрит на генри и думает, почему тот не отвечает. хм. ну и ладно, думается риверу. ну и потом еще раз спрошу, решает ривер.

- я? - слышит издалека. всё воспринимается размытостью и нереальностью. размазывается по статичной картинке вида города, в режиме два дэ. в режиме какой-то шутки. насмешки. ривер усмехается.

- да, в порядке, - а что было в порядке?
- хотя смотря о чем ты, - хмурится и снова улыбается.

экзистенциальность приобретает форму некой фигуры, которая тычет пальцем и хохочет, выводя ривера на новый уровень треша сознания. будто бы он принял спайс и пробежался до края земли, провалился и оказался в блядской игре с хуевой графикой.

вытягивается на поверхность взглядом генри, который сейчас такой синий-синий. генри так близко, но протягиваешь руку и хватаешься за пустоту. будто длинный коридор начинает раздвигаться и вытягиваться.

когда же отпустит, боже.

чтобы ты всегда был

хочу

рядом

чтобы рядом хочу всегда был

ривер закрывает глаза и улыбается.

- я буду рядом, - выдыхает шумно, переводя дыхание.

- мне надо принять лекарства, - кусает губы и жмурится. земля заходится волнами и засасывает ноги.

- диффузия, - поясняет своё состояние, лишь вызывая, должно быть, больше вопросов, - взаимное проникновение соприкасающихся веществ друг в друга. если я не приму лекарства, я навсегда растворюсь в снегу и земле. я не хочу раствориться в земле, - протирает ладонью лицо и переставляет ноги с места на место, будто его действительно засасывает словно в зыбучие пески.

- домой, - просит.

до дома остается идти совсем не долго, они пробежали максимально большую дистанцию, поэтому теперь надо было пройти как можно тише по коридору. лу всё ещё находится в своей комнате и дверь в комнату рива закрыта. это было хорошим знаком. плохим знаком - записка лежала больше не на кровати, а на столе. в груди щемит.
он садится на кровать, но промахивается. риверу кажется: он прошел сквозь.

- в аптечке. на столе. самый яркий, - демоны пчелами жужжат в углах комнаты.

- оно пройдет сквозь, - пальцами правой руки касаясь пальцем левой и «проходит сквозь». - поможешь?

принимает таблетку внутрь с рук дамера и откидывает голову на кровать. самый сильные таблетки в его аптечке, которые помогают в течение двадцати минут, а потом можно различать реальность и накатывающую пелену сюрреалистического восприятия.
- я блядский сальвадор пикассо, если ты понимаешь, о чем я, - растягивается в улыбке, только на лице остается отпечаток сожаления. он не хотел, чтобы приступ случался при генри. не хотел его пугать. не хотел, чтобы вообще это когда-либо еще происходило, потому что восстанавливающийся рассудок принимается различать, что это действительно не нормально. будто это чужие опыты. будто бы это чужая насмешка.

0


Вы здесь » название такое название » тэст жэ » lost boys don't cry